Сироткин Михаил Яковлевич
Сироткин Михаил Яковлевич.
Его имя вот уже несколько десятилетий на слуху любителей словесной культуры, ученых-филологов, живущих в Урало-Поволжском регионе. Он снискал заслуженное признание и среди литературоведов Москвы, защитив докторскую диссертацию в Институте мировой литературы им. А.М. Горького (ИМЛИ, 1955). Примечательно мнение крупного историка русской словесности, выдающегося специалиста по теории литературы, члена-корреспондента Академии наук СССР (ныне Российская академия наук), сотрудника ИМЛИ Л.И. Тимофеева. Он отметил, что чувашский ученый сумел показать историю литературы своего народа как зрелый феномен художественной словесности, прошедший путь динамичного и плодотворного развития. Автора книги «Очерк истории чувашской советской литературы» (1956) М.Я. Сироткина Л.И. Тимофеев расценивает как специалиста с большим научным кругозором, как скрупулезного и дотошного историка литературы. По его мнению, труд чувашского ученого зиждется на детальнейшем анализе художественных явлений, на системе глубоко аргументированных методов изучения эстетических процессов; значение этой работы трудно увязывать только с чувашским искусством художественного слова, Сироткин сумел уловить и вскрыть общие, показательные тенденции развития культуры народов СССР.
Мнение московского ученого настолько же справедливо, насколько и правомерно. Совсем не случайно то, что со временем М.Я. Сироткин стал одним из авторов «Истории советской многонациональной литературы» в шести томах (М., 1970—1974), написал для нее ряд очерков («Чувашская литература», Т. 1, 1970; «Чувашская литература», Т. 2, кн. 2. Совместно с В.Я. Канюковым, 1972), стал автором многих статей о чувашских писателях и поэтах в многотомной «Краткой литературной энциклопедии» (М., 1962—1978). Как великолепный знаток литератур народов Урала и Поволжья, как автор десятков книг, статей, монографий, школьных учебников по чувашской литературе, по методике преподавания русского языка, он одним из первых чувашских ученых удостоился чести быть избранным в члены-корреспонденты Академии педагогических наук РСФСР (1957), СССР (1968), получения звания заслуженного деятеля науки Чувашской АССР (1958), РСФСР (1970).
Имя выдающегося ученого, профессора М.Я. Сироткина занесено в Почетную Книгу Трудовой Славы и Героизма Чувашской АССР. Он автор 50 научных работ, в их числе 9 монографий. Награжден орденами Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, «Знак Почета», медалью К.Д. Ушинского и другими знаками отличия.
Родился М.Я. Сироткин в деревне Анаткасы Чебоксарского района Чувашской Республики 8 ноября 1908 г. Родители его были бедными крестьянами, но сумели дать сыну надлежащее образование. Пытливый мальчик после окончания начальной школы обучается в Мариинской двухклассной школе и на педагогических курсах. Тяга к педагогике, начиная с этого времени, укореняется в молодом человеке навсегда: проработав в течение нескольких лет учителем в деревенской школе, он решает продлить учебу в Чувашском государственном педагогическом институте (1930—1934). По окончании высшего учебного заведения его приглашают преподавать русский язык в Чебоксарском педагогическом училище.
ИСТОРИК ЛИТЕРАТУРЫ, ФОЛЬКЛОРИСТ И ПЕДАГОГ
Так случилось, что годы учебы и трудовая деятельность Сироткина тесно переплелись с проблемами подготовки учителей и научно-методической работой: он работает в Министерстве просвещения инспектором-методистом, обучает студентов педагогического института (1946—1967), Чувашского государственного университета (1957—1970), являясь инспектором, работая заведующим учебной частью педучилища, заведующим кафедрой чувашского языка и литературы в пединституте и университете, он вплотную занимается организацией учебного процесса в школе и вузах.
Сходным образом обстоит дело и на научном поприще: некоторое время он трудится на посту заместителя директора Научно-исследовательского института языка, литературы, истории и экономики при Совете Министров ЧАССР; курирует научную деятельность членов кафедры в пединституте и университете. В 1950 г. он становится кандидатом педагогических наук, а в 1955 г. (пройдя в 1952—1954 гг. через докторантуру в ИМЛИ) защищает диссертацию на соискание ученой степени доктора филологических наук.
М.Я. Сироткина всегда отличали тяга к знаниям, стремление познать неизведанные области родной культуры, у него были незаурядные способности к аналитическому восприятию окружающего мира. И конечно, он обладал огромным трудолюбием, умением отдавать себя любимому делу без остатка; природа одарила его также способностью к самоуглублению, совершенствованию навыков педагогического и исследовательского труда. Понятно, что такая целенаправленность не могла остаться втуне, она принесла заслуженные успехи в самых различных областях его деятельности. Именно в этом отношении и оказался полезным факт соединения преподавательской практики с процессом создания учебников для школ и вузов, с кропотливой исследовательской работой. Методическая и дидактическая деятельность оттачивали мастерство педагога - исследователя в области систематизации литературно-критического материала по чувашской словесности; работа над учебниками помогала лучше сознавать задачи создания истории национальной литературы. И напротив, напряженные поиски концептуальных основ истории литературы не могли не отразиться на качестве подготавливаемых им школьных учебников, хрестоматий и методических пособий.
Словом, на протяжении многих плодотворных десятилетий становился и развивался феномен гармоничного и цельного мировидения, научного, педагогического и художественного мироощущения. Первые исследовательские проблески как раз и вызваны были к жизни особенностями педагогического труда и преподавательского мировоззрения (во время работы в сельской школе). Однако устоявшийся интерес к научному поиску стал крепнуть в пору учебы в педагогическом институте; в этот период будущий ученый больше писал на педагогическую и дидактическую темы. Из 47 статей и зарисовок, напечатанных в газетах и журналах в 30-е годы, более 30 публикаций были посвящены проблемам воспитания и образования. Созревшее мастерство анализа художественных текстов М.Я. Сироткин стал ощущать после защиты дипломной работы, в которой была сделана серьезная заявка на право профессионально заниматься литературоведением.
Перипетии жизни учёного.
Жизненный путь ученого не был гладким. В 1941 — 1945 гг. он исходил много фронтовых дорог Псковщины, Ленинградской и Курской областей, Прибалтики и т. д. Интересны дневниковые свидетельства Сироткина (журнал «Родная Волга», 1998, № 9—10). Записи эти, отмеченные печатью искренней исповедальное, большой внутренней сосредоточенности, велись им на протяжении всей войны. Вот строки, занесенные на бумагу в начале войны: «Крепнущее во мне желание отправиться на фронт никоим образом не связано со стремлением проявить героизм или совершить подвиг (я ничем не отличаюсь от других; маленький ростом, навряд ли я способен совершить героический поступок), совсем по-другому, я хочу исполнить свой гражданский долг».
Повествование в отрывках о танковых наступлениях, рвущихся минах, об обезображенной немцами Ясной Поляне, о незахороненном солдате, изгнивающем в болоте, перемежается горестными строками о стариках, женщинах, оставшихся в тылу. Даже будучи в тяжелых условиях, ученый-фронтовик, думает об исследовательской работе, сетует, что не хватает времени читать книги, заниматься любимым делом. Но работу со словом-свидетельством, со словом зарисовкой, со словом-анализом не оставляет и на фронте. В короткие минуты отдыха он снова в горниле воспоминаний о занятиях наукой, о доме, о любимом деле.
Путь ученого в науку о литературе начался, как отмечалось, с дипломной работы «Творчество К. В. Иванова». Это было предметным обобщением опыта исследовательских поисков, накопленного в пору работы в сельской школе. После окончания Чувашского педагогического института (1930—1934) его приглашают на работу в Народный комиссариат просвещения республики. В эти же годы динамически растущий ученый выпускает в свет учебники родной литературы для V—VI классов (1936—1937), книгу разговорных уроков по русскому языку для второго класса чувашской школы (1939), книгу для чтения по русскому языку для V класса (1940), «Учебник русского языка для IV класса чувашской школы» (1953) и др.
Вдохновенная работа находит свое полновесное воплощение в труде «Методика начального обучения русскому языку» (1950), ставшем основой его кандидатской диссертации. Показательно, что обучая детей и студентов русскому языку, исследователь не перестает напряженно раздумывать о путях и формах литературного образования на основе родной, национальной словесности. Придя к осознанию необходимости такого научного направления в предвоенные годы, он не расстается с идеей создания учебной литературы для школ и вузов, выработки теоретико-методологических основ истории словесной культуры. Исследование родного искусства слова, его художественных особенностей, эстетического мира чувашской литературы отныне полностью захватывает М.Я. Сироткина и становится основным делом его яркой и полнокровной жизни. Появляются ученики, достойные продолжатели его призвания: В.Я. Канюков, Е.В. Владимиров, Г.Я. Хлебников и др., которые, как и он пишут школьные учебные пособия (Г.Я. Хлебников), изучают литературно-фольклорные взаимосвязи (В.Я. Канюков), межнациональные взаимодействия русской и чувашской литератур (Е.В. Владимиров).
Профессиональный опыт.
Интересен опыт М.Я. Сироткина по созданию учебников и учебных хрестоматий по родной литературе для V—VI классов и чувашской литературе для IX и X классов. Например, в хрестоматии «Родная литература» для V класса (1949) хорошо прослеживается линия опоры на классические образцы русской прозы и поэзии (они изданы в переводе на чувашский язык) и на художественные тексты чувашской словесности. Нельзя не порадоваться тому, что в книгу включены рассказ «Смерть дерева» JI.H. Толстого, «Гроза» А.Н. Островского, отрывок из «Капитанской дочки» А.С. Пушкина и т.д. Они формируют у учеников адекватное понимание задач искусства, дают четкое представление об образной природе произведения.
Следует отметить удачное включение в тексты по чувашской литературе таких жемчужин поэзии, как «Зимний вечер» Ив. Ивника, «Железная мялка» К.В. Иванова и т.д. М.Я. Сироткин был сыном своего времени и не мог отойти от идеологических установок времени. В общей сложности хрестоматия нацелена на воспитание у учеников любви к родному слову, художественному образу, представителям родной культуры и их творческой самобытности.
Не может радовать тенденция включения в хрестоматии и учебники фольклорных и художественных текстов, насыщенных символами традиционной национальной культуры, элементами повседневного быта, являющих собой суть эстетического бытия чувашей. В таком ключе анализируются Сироткиным миниатюры из букварей, составленных в Симбирской учительской школе, народные сказки, выражающие определенное, чуть ли не мифическое мировидение народа, например, сказка «Сара кун сёршывснче» (В подземном мире).
Учебники совершенствовались из года в год, от издания к изданию. Работы над пособиями вполне закономерно завершались учебниками для старших классов (IX—X годов обучения), которые представляли образец целостного и системного анализа литературно-художественных процессов, происходивших на протяжении больших исторических этапов (конец XIX века и XX столетие). В этих работах оказалась претворенной в школьную деятельность идея об обучении национальной художественной словесности через серии литературных портретов.
Такой опыт нашел достаточное применение в последующие годы, особенно в учебниках по литературе для X класса (В.Г. Родионов, 2003) и XI класса (Г.И. Федоров, 2003). Наследуя сироткинские традиции, авторы названных учебников черпают из биографий мастеров слова те сведения, которые непосредственно и тесно связаны с формированием и углублением их художественного мышления.
Словом, практика соединения задач создания школьных учебников с целями системного и исторически цельного обозрения развития словесной культуры, осознание необходимости обладания новой методологией изучения словесности еще весьма насущна. Новая методология не есть отход от животворных традиций прежних десятилетий. В трудах М.Я. Сироткина можно обнаружить много такого, что становится хорошим подспорьем в деле обновления теоретических основ литературоведения. Сказанное настойчиво побуждает представителей последующих поколений внимательно изучать опыт литературоведения первой половины и середины XX в. Особенно это важно в условиях, когда современная наука запоздало, осознает, что в перестроечные годы, в пылу полемики с ушедшим и отрицание прошлого было сделано немало неоправданных шагов.
Труды Михаила Сироткина.
Действительно, палитра трудов М.Я. Сироткина не ограничивается только педагогическими и дидактическими сочинениями, его живо интересуют вопросы и национальной литературы, и русской словесности. Одна за другой следуют статьи о К.В. Иванове (1935), Н.И. Полоруссове-Шелеби (1936), А.П. Чехове, М.Е. Салтыкове-Щедрине, В.В. Маяковском, Н.А. Добролюбове (1936), Таэре Тимкки (1946), Т. Кириллове (1947), М. Федорове, Исаеве-Мэтри, М. Трубиной (1948) и т. д. Систематически ученый решает проблемы взаимосвязи русской и чувашской литератур (брошюры «А.С. Пушкин и чувашская литература», «М. Горький и чувашская литература», 1949).
В этих условиях кристаллизируется цельная и системная картина становления и развития литературы, она углубляется и дополняется в ходе исследования творческих поисков М. Сеспеля, П. Хузангая, Я. Ухсая, И. Иванова, И. Юркина, Ф. Николаева и десятков других самобытных авторов. Большую помощь в формировании его филологического чутья оказывает переводческая деятельность. Это разные по содержанию переводы. «Капитанская дочка» А. Пушкина, например — следствие художественного перевода (совместно с Н.Т. Вазянкой); поэма «Леший» замечательного чувашского поэта М. Федорова вобрала в себя принципы филологического перевода. Практика переводческой деятельности продолжалось им и в дальнейшем, в ходе написания истории литературы.
Навыки искусной переводческой практики проистекали, очевидно, из традиционного изучения опыта не только чувашских, но и русских мастеров, из тонкого художественно-филологического восприятия произведений словесности, которым М.Я. Сироткин был наделен от природы. Особенно в этом смысле примечательны переводы поэмы «Леший» М.Ф. Федорова, баллад «Вдова» и «Железная мялка» К.В. Иванова.
В таких текстах чарует живое понимание особенностей рифмы, интонации и ритма поэтических текстов. Образный строй художественной речи произведений близок к фольклорно-народному. Вот, к примеру, фрагмент перевода баллады «Леший»:
И зачем ему с котомкой Привелось бродить в потемках,
Грязь месить лесных дорог,
Не жалея старых ног?
Чем бы мерзнуть и студиться,
Сесть в тележку, прокатиться,
И ни горя, ни забот,
Ни труда и ни хлопот!..
Как явствует из примера, переводчик прекрасно знает особенности фольклорного языка и русского, и чувашского народов. Движение ритма органично вбирает в себя элементы звукописи, певучие интонации речи певца-сказителя, законы скрытой иронии, особенности риторической поэтики. Перевод в чем-то сближает поэму М. Федорова с «Бесами» А.С. Пушкина: здесь налицо сходные вопросно-ответные конструкции, тонкое знание переводчиком внутреннего психологического состояния героя, смена одного состояния психики другим и т. д.
Действия лесного духа (Арзюри) так же динамичны, как и пушкинских бесов, поэтому М.Я. Сироткин останавливается на портрете не главного героя, а Лешего: «...Как старик седобородый, Как козленок круторогий, Пучеглазый, долгоногий...».
Такие переводы не могут не привести к выводу о том, что и анализ внутренней структуры произведений ученый проводит так же талантливо и ярко. Изучение поэтического мира творцов исследователь сопрягает с методом проникновения в суть тех законов, которые художник сам установил над собой. На первое место в таком изучении художественного текста очень часто выходит принцип толерантного отношения к самобытной природе сочинителя, его творческого мира.
Концепция истории Чувашской литературы.
Все это стало следствием того, что М.Я. Сироткин в течение долгих десятилетий интенсивно занимался разработкой концепции истории чувашской литературы (1948—1956). Основные ее положения были апробированы им в фундаментальных работах: «Очерки дореволюционной чувашской литературы» (1948, 1967), «Очерк чувашской советской литературы» (1956), в Предисловиях к Собраниям сочинений К. Иванова (1957), М.К. Кузьмина-Сеспеля (1959), Ф.П. Павлова (т. 1, 1962) и др. трудах. Большим подспорьем в деле совершенствования и дальнейшего углубления созданной им концепции послужили очерки «Современная чувашская проза» (1958), «Чувашский фольклор» (1965).
Под непосредственным руководством Сироткина была подготовлена объемная история национальной словесности «Чувашская советская литература», в которой он является автором глав о М. Сеспеле, Н. Полоруссове-Шелеби, П. Хузангае, Я. Ухсае и заключения. В создании названного труда живейшее участие принимали его ученики, которые совершенствовали сироткинскую концепцию со стороны жанро-родовых свойств развития художественной словесности (прозы — В.Я. Канюков, драмы — Н. Леонтьев, Е.В. Владимиров, поэзии — Г.Я. Хлебников), в плане монографического изучения творческих миров отдельных мастеров (М. Трубиной — В. Канюков; П. Осипова — Н. Леонтьев; С. Эльгера — Г. Хлебников) и т. д.
Первый опыт концептуально-исторического рассмотрения вопросов развития художественной литературы чувашского народа рельефно проявил себя в очерке о дореволюционной словесности (1948). В книге, как может показаться на первый взгляд, превалировал подход к словесной культуре как к литературе одиночек, по структуре она состояла из серии портретов И. Яковлева, И. Иванова, М. Федорова, К. Иванова и др. Анализу эстетических процессов, как проявлению цельного художественного и культурного сознания народа, здесь отводилось мало места. Но уже в «Очерке чувашской советской литературы» (1956) автор заметно расширил рамки теоретико-методологического аспекта в анализе поисков писателей и поэтов, которые исследуются им в сопряжении с общественно-историческими явлениями. Более внимательное изучение историко-концептуальных основ названного труда, выявление скрытых перспектив развития высказанных в нем положений, вдумчивое восприятие основных моментов кратких обзорных глав позволяют сделать все же и другие выводы. Тезисные, в основе своей небольшие, главы таят в себе большие возможности поиска истоков культуры в более древних пластах народной и художественной словесности. Тот факт, что автор труда начинает претворение идей новой концепции истории с монографического анализа прозаических изысков Спиридона Михайлова, является следствием большого внимания автора к творческому пути отдельных сочинителей, к их мировоззренческой конституции.
Возможности поиска более древних истоков художественно-эстетических традиций национального искусства слова практически коренятся и в принципах портретно-монографического изучения художественных миров отдельных писателей. Именно многогранный анализ исканий отдельных мастеров слова (особенно М. Федорова, И. Юркина, К. Иванова и др.) и вызвал к жизни глубинный интерес к особенностям эпохи, в которой они жили и творили. Появилась осознанная необходимость того, что усилия творца нужно вписать в атмосферу идейно-общественного, культурно-эстетического бытия нации. Именно эти особенности и стали находить научное воплощение в трудах по истории литературы, создаваемых в последующие годы («Чувашская советская литература», 1972, коллектив авторов; «Чувашская литература» (1945—1985), 2004, Г. Федоров; «Чувашская литература. XVIII—XIX века», 2006, В. Родионов).
Несмотря на кажущуюся неполноту представленных идейно-эстетических и культурных процессов, как бы краткое упоминание М.Я. Сироткиным о таких мастерах, как В. Вишневский, В. Лебедев, Е. Рожанский, С. Элпидин, А. Алмазов, во многом определили направление поисков, предпринимаемых в части изучения более древних истоков истории литературы В. Родионовым, А. Васильевым и др. Все это говорит о том, что Сироткин сформировал в чувашском литературоведении определенную школу историков словесности, заложил идейно-концептуальные, художественно-эстетические основы создания истории словесной культуры. Благодаря усилиям выдающегося исследователя, таким образом, цельно очерчены контуры рассмотрения истории литературы через адекватное осмысление самых ярких представителей национального художественного слова, которые фактически отражают наиболее характерные особенности культурного и филологического сознания народа.
Педагогика и литературоведение.
Органический сплав педагогических и литературоведческих воззрений вряд ли мог бы состояться без пристального внимания ученого к проблемам фольклора и фольклористики. Книга «Чувашский фольклор. Очерк устно-поэтического творчества» является прямым свидетельством такого внимания. Здесь впервые в чувашской фольклористике дан всесторонний анализ народного творчества, изучены различные жанровые модификации народной прозы и поэзии, вскрыты причины и следствия взаимосвязи литературы и фольклора, обрядов и устных словесных текстов и т. д.
Это и неудивительно. Интерес к проявлениям фольклорных начал был у М.Я. Сироткина живым во все периоды его творческой деятельности. Рассматривая тексты букварей И.Я. Яковлева, исследователь делал акцент на юмористической тональности миниатюр. Изучая поэму «Леший» М. Федорова, особо выделял мифологическую природу образности произведения. Анализируя творчество К.В. Иванова, особую прелесть его поисков видел в пристрастном отношении к народно-балладному строю произведений («Вдова», «Железная мялка»), к песенной интонации повествования («Нарспи») и т. д. Словом, фольклор в его исследованиях — это одна из главных составляющих формирования художественного мира национальной литературы. Своими титаническими усилиями М.Я. Сироткин исследовал чувашскую словесность, начиная с фольклора до середины XX века, разработал теоретические основы концептуально-исторического изучения национальной словесной культуры, заметно углубил и усовершенствовал особенности создания учебников для средних школ. Его поиски способствовали выявлению истоков чувашской литературы в глубинных пластах культуры XVIII и XIX вв.
Безусловно, время бежит неумолимо, и определенная часть положений, разработанных ученым, требует ныне корректировки. Таковы, скажем, стремление во что бы то ни стало увязать литературные процессы с общественно-политическими явлениями, тенденция искать в любом произведении классовые позиции, преувеличенное внимание к чертам так называемого социалистического реализма. Однако было бы крайне неосторожным обвинять во всем этом только Сироткина, в те годы многие литературоведы стояли на таких позициях.
Следует особо подчеркнуть, что опыт ученого по созданию исторической концептуализации развития литературы через портреты писателей, опыт выявления культурно-эстетических параметров словесности и сегодня является живым феноменом. Некоторые его методологические принципы в основе своей все еще достаточно плодотворны. С момента смерти М.Я. Сироткина (1970) прошло более тридцати лет, но светлый его образ не меркнет в памяти новых поколений исследователей.
