Ильминский Николай Иванович
Ильминский Николай Иванович.
Просветитель чувашского народа, создатель новой чувашской письменности и в конечном итоге чувашского литературного языка Иван Яковлевич Яковлев так писал о своем учителе Н.И. Ильминском: «Под влиянием и с благословения, так сказать, Ильминского началась моя просветительско-миссионерская деятельность, тогда еще, когда я был студентом Казанского университета. Она выразилась не только в основании мною Симбирской чувашской школы (тогда еще существовавшей только в виде убогого общежития) и в переводах на чувашский язык, но и в виде деятельного миссионерства. (...) Этот подвижник, апостол просвещения темных инородческих масс светом учения Христова, этот патриот, так любивший свою родину и меня, научил следовать своему авторитетному примеру: если я что-либо сделал для родного мне чувашского народа, это лишь потому, что не отрывал себя от чувашского дела, а сидел в Симбирске десятки лет на одном и том же месте, в одной и той же, созданной мной, чувашской школе и отказывался от разного рода заманчивых служебных повышений, мне предлагавшихся и которые мне легко было бы получить при протекции Ильминского, Победоносцева, гр. Д.А. Толстого и других личностей, благоволивших ко мне ради Николая Ивановича. Вся деятельность Ильминского, все его связи были направлены исключительно на благо инородцев. И если у него были на этом пути повсюду единомышленники, то это потому, что их подкупала и светлая, безупречная, чуждая эгоистичных побуждений, личность великого просветителя инородцев и вся деятельность его, беззаветно, бескорыстно направленная к благу и Родины России, и мелких народностей, ее населяющих».
И.Я. Яковлев представил в своих воспоминаниях, написанных в 1918—1919 гг. и дополненных в феврале 1922 г., только одну сторону личности Н.И. Ильминского (которая, тем не менее, была стержневой для всего его жизненного пути), но есть и другая грань. Н.И. Ильминский по праву считается одним из выдающихся представителей Казанской школы тюркологии, он воплощал в себе тип востоковеда-универсала, который, помимо знания тюркских языков, также владел арабским, персидским и другими восточными языками и мог бы оставить значительный след и на этом поприще.
Н.И. Ильминский родился 23 апреля 1822 г. в семье протоиерея Пензенской епархии. Двадцатилетний выпускник Пензенской духовной семинарии поступил в Казанскую духовную академию, которую окончил в 1846 г. Во время учебы, помимо основных предметов, он занимался у М.А. Казем-Бека, основателя Казанской школы востоковедения, арабским и персидским языками, а с крещеным татарином М.Г. Махмудовым — татарским. Был оставлен при академии в звании бакалавра.
Преподавал татарский, арабский языки, историю философских систем и даже некоторые естественные науки. Тогда же был избран членом особого комитета, учрежденного при академии для перевода Священного Писания на татарский язык. В это время при академии создаются миссионерские курсы с противомусульманским отделением и для усовершенствования знания арабского, персидского и турецкого языков, а также практического ознакомления с теорией и практикой мусульманского вероучения, в 1851 г. Ильминский был командирован в Палестину, Египет и Турцию (Константинополь). Он имел тесное общение с арабскими учеными шейхами, дважды проштудировал Коран, пользуясь средневековыми комментариями к этой священной для мусульман книге, всячески расширял свои арабистические познания, углубляясь в важную для него сферу религиозно-богословской литературы.
Вернулся в Казань в феврале 1854 г. и, по мнению виднейшего востоковеда-филолога, патриарха отечественной арабистики академика И.Ю. Крачковского (1883—1951), «в России не было другого арабиста, который обладал бы такой подготовкой в данной области и в такой мере был знаком с живым арабским Востоком». По возвращении он преподавал на миссионерском отделении Казанской духовной академии восточные языки, а также мусульманскую догматику, причем преподавал с таким рвением, что вызвал подозрение в административных и духовных кругах, что он и сам является приверженцем мусульманства.
АПОСТОЛ ПРОСВЕЩЕНИЯ
В это же время Н.И. Ильминский занимается собственно научной работой, издает сообщение историка Ибнал-Асира (XIII в.) о монгольском нашествии на Русь (1854), мусульманский катехизис ал-Биркеви (1855), а также классические тюркоязычные памятники арабского письма «Бабурнаме, или записки султана Бабура» (XVI в.) и «Кысасал-Анбия (Сказания о пророках)» Рабгузи (XIV в.) — 1857, 1859 гг., пишет отдельные статьи. Эти публикации принесли ему широкую известность как среди отечественных тюркологов, так и в Европе.
Однако, в силу расхождения взглядов с академическим начальством на предмет и цели учебного процесса и уклонения от противомусульманского направления, Н.И. Ильминский вынужден был оставить Академию и переехал на службу в Оренбургскую пограничную комиссию, где работал сначала в должности младшего толмача (переводчика), затем чиновника особых поручений для надзора за киргизами (казахами). Здесь его тюркский кругозор значительно расширился, и странствования по степям, служебные командировки дали ему возможность познакомиться с казахским и туркменским языками. Он был одним из первых исследователей этих языков и впоследствии сделал несколько публикаций.
8 апреля 1861 г. в Казанском университете было возобновлено преподавание востоковедческих дисциплин, и Н.И. Ильминского пригласили на кафедру турко-татарских наречий экстраординарным, затем ординарным профессором. Одновременно он принял на себя чтение и объяснение Корана, обучение студентов арабскому языку в Казанской духовной академии. При этом он не оставляет научной деятельности, издает «Материалы к изучению киргизского (казахского) наречия» (I860—1861), «Вступительное чтение в курс турецко-татарского языка» (1862), «Материалы для изучения джага-тайского спряжения из Бабурнаме» (1865). Принципиально важной была небольшая статья Н.И. Ильминского «О фонетических отношениях между чувашским и тюркскими языками» (1865), в которой им была поддержана дешифровка X. Фейзхановым (1828— 1966) булгарских надгробных надписей (эпитафий) XIII—XIV вв. именно на основе чувашского языка. Впоследствии, после появления работ академиков Куника, Шахматова и обобщающего обзорно-аналитического труда Н.И. Ашмарина «Болгары и чуваши» (Казань, 1902), была сформулирована цельная и непротиворечивая теория булгаро¬чувашской этноязыковой преемственности, которая принята и мировой тюркологией. Позиция Ильминского как авторитетного тюрколога своего времени сыграла определенную роль в обосновании этой теории.
Христианское просвещение.
Однако именно в эти годы душой и помыслами Н.И. Ильминского все более овладевает идея христианского просвещения поволжских народов через посредство родного языка, и все свои силы он отдает этой «плодотворной работе, которая потом сделалась его излюбленным делом и плоды которой доставили ему всеобщую известность и вечную память, несмотря на его христианское смирение», — как писал один из его учеников.
Первыми его шагами в реализации своей, вероятно, уже сложившейся в уме программы была подготовка и публикация Букваря для крещеных татар (1862), открытие начальной школы для детей крещеных татар (1863, позднее Казанская центральная крещено-татарская школа), перевод книг Ветхого и Нового Заветов, богослужебных книг на татарский язык (с 1863 г.). Годами 5—7 позже, начиная дело чувашского просвещения, те же самые шаги делает наш Иван Яковлевич Яковлев, следуя наставлениям своего учителя.
Школа была частной, но по ходатайству Н.И. Ильминского к попечителю Казанского учебного округа П.Д. Шестакову, имела содействие и покровительство со стороны официальных властей. О ней было известно графу Д.А. Толстому, обер-прокурору Святейшего Синода и одновременно министру народного просвещения в то время. В 1866 г. после скитания по частным квартирам купец С.А. Афанасьев выстроил для крещено-татарской школы дом на Арском поле, напротив городского кладбища. В 1871 г. для школы был построен трехэтажный каменный дом с церковью во имя первосвятителя Казани Гурия.
И.Я. Яковлев, приехав поступать в Казанский университет в июле 1870 г. и мечтая познакомиться с Н.И. Ильминским, тогда уже знаменитым просветителем во всем Поволжье, первым делом посещает крещено-татарскую школу, где особенно сильное впечатление на него произвели пение и богослужение. Порядок и устройство внутренней жизни в школе им были взяты за образец при организации Симбирской чувашской школы. И только после этого он непосредственно знакомится с Н.И. Ильминским. Эта встреча и последующие полуночные беседы с ним произвели переворот в сознании 22-летнего Ивана Яковлева. Как он сам пишет: «... В конце концов Ильминский убедил меня в том, что в основу образования родных мне чуваш должен быть положен не русский, а родной их язык, что это правило должно вообще применяться ко всем инородцам (...), и я стал навсегда горячим поклонником и его лично, и его просветительской программы. (...) Всей душой я был уже погружен, так сказать, с благословения Ильминского, в чувашское дело, освещенное с его точки зрения». Общение с Ильминским И.Я. Яковлев для себя считал вторым университетом.
Книги Ильминского.
Следует отметить, что для царского правительства чувашский вопрос тогда был политическим, так как в те годы наблюдалось массовое отпадение чувашей от православия и принятие ими мусульманства. H.И. Ильминский не только в практических деяниях реализовал дело просветительства. Он также сформулировал в своих книгах и многочисленных статьях идеологию христианского просвещения нерусских народов России («Об образовании инородцев», 1863; «К истории инородческих переводов», 1883; «Опыты переложения христианских вероучительных книг на татарский и другие инородческие языки», 1885; «Из переписки по вопросу о применении русского алфавита к инородческим языкам», 1883; «Беседы о народной школе», 1888; «Казанская центральная крещено-татарская школа. Материалы для истории христианского просвещения казанских татар», 1887 и др.). По вопросам миссионерского и педагогического характера Н.И. Ильминский сотрудничал с журналами «Православный собеседник», «Православное обозрение», «Ученые записки Казанского университета», «Исторический вестник», «Церковные ведомости», «Известия по Казанской епархии», «Известия Императорского Археологического общества» и другими периодическими органами печати.
Идеология просветительской системы Ильминского зиждилась на следующих краеугольных основаниях:
- На почве христианства достигнуто единение между народами всего человечества. Если русский народ в основном исповедует православие, то оно и должно быть орудием духовно-нравственного просвещения других народов.
- Важным условием сближения инородцев с русскими ставился родной язык в его простонародной, крестьянской форме, а не в виде сугубо книжно-литературного языка, только в этом случае возможно усвоение простыми людьми нравственных, религиозных и научных понятий и только так может осуществляться благотворное влияние на их внутренний, духовный мир.
- Лучшее средство для этого — начальная сельская народная школа. Сеть таких школ и старался создать Н.И. Ильминский среди татар, чувашей, марийцев, удмуртов и других народов.
- Преподавание и чтение в таких школах сначала должны были вестись на родном языке учащихся с постепенным переходом к русскому языку.
- Чтобы не было разрыва между «отцами и детьми», нужно было найти место общения между старым и молодым поколениями. В качестве такого он признавал сельский храм, в котором богослужение совершалось бы на родном для данного этноса языке. Отсюда проистекает необходимость перевода молитв, книг Нового и Ветхого Заветов, богослужебных, на национальные языки, причем они должны были печататься славянской азбукой (кириллицей), ибо, по мнению Ильминского, «алфавит составляет признак и памятник генетической религиозной связи народов».
В просветительно-миссионерской идеологии Н.И. Ильминского мы видим несколько как бы расходящихся кругов идей. Во-первых, это признание равенства людей, признание и уважение их достоинства («все люди, каких бы племен и родов ни были, чада Божьи»), «в отношении природы и законов душевных люди так же одинаковы, как в отношении телесного состава». Человек предрасположен к добру, а также «сила мысли с самого детства существует в душе человеческой, как некая живородящая и восприимчивая сила, которой достаточно самого живого намека, чтобы в ней возникло и зародилось понятие и знание» («Беседы о народной школе»). Во-вторых, в основе инородческого просвещения должно лежать религиозное начало. И потому деятельная работа по просвещению и образованию нерусских народностей, содействующая распространению христианских начал среди них, есть дело Божие, богослужение. В-третьих, у инородческого вопроса имеется политическая и культурная сторона. Так как в то время в Российской империи православие было фундаментом государства и общественно-культурной жизни в целом, то узами, соединяющими народ, население империи в единое целое может быть только религия, ибо она способна совершенно изменить народное миросозерцание и внешний быт (...), соединить данный народ внутренне, духовно с тем народом, от которого он воспринял веру.
Идеология и просвещение.
В целом, идеология и просветительная система Н.И. Ильминского как будто вполне вписывались в официальную идеологию и политику официальных властей Российской Империи, недаром во всех своих инициативах он получил поддержку со стороны влиятельнейших лип — обер-прокурора Святейшего Синода, К.ГТ. Победоносцева, сенатора В.К. Саблера, министра народного просвещения (1866—1880) и министра внутренних дел в 1882—1889 гг. графа Д.А. Толстого и др. И, тем не менее, вопреки намерениям, целевым установкам самого Ильминского, действие системы привело к непредсказуемым результатам. Впрочем, возможно, это таилось в самой системе. В одном письме (1870) министру народного просвещения (хотя и не отправленном) он высказывает такую мысль, что инородцы составляют часть русского народа и при этом входят в состав всего человечества. Им надо привить все то хорошее, что есть у русских, сохранив все национальное, историческое. Так запомнил это письмо И.Я. Яковлев.
В 1867 г. для проведения и обеспечения политики христианского просвещения в Казанской и смежной с нею губерниях было открыто православное миссионерское Братство Св. Гурия. Н.И. Ильминский состоял при нем председателем Переводческой комиссии, продолжал свои и редактировал переводы священных и богослужебных книг других лиц, издаваемых комиссией. По его указаниям открывались также братские школы. Реализация идеологии Ильминского имела явные успехи, и потому в феврале 1870 г. Совет при министре народного просвещения выработал целую систему учебных заведений для крестьян-«инородцев». Сама сущность просветительской системы была отражена в высочайше утвержденных 26 марта 1870 г. правилах «О мерах к образованию населяющих Россию инородцев». Все это позволило Н.И. Ильминскому расширить свое деятельное миссионерство, подготовку кадров, а также наладить широкую издательскую работу Переводческой комиссии. Ученики Казанской учительской семинарии работали в должности учителей или священнослужителей на громадном пространстве Нижегородской, Казанской, Симбирской, Самарской, Пермской, Уфимской, Вятской и Оренбургской губерний. Ильминский поддерживал живую связь со всеми учениками посредством переписки или бесед при личном свидании. Пользуясь авторитетом в высших духовных и гражданских сферах, Н.И. Ильминский всегда был готов оказать содействие своим единомышленникам и воспитанникам. Когда начались нападки на алфавит и переводы И.Я. Яковлева, обвинения в аполитичности, сепаратизме и т. д., Ильминский выступает в его защиту как тюрколог, председатель Переводческой комиссии (см. его книгу «Переписка о чувашских изданиях Переводческой комиссии». Казань, 1890).
Под эгидой Переводческой комиссии Братства Св. Гурия выходили не только переводы, но и ценные материалы по истории быта и религиозных языческих верований чувашей, марийцев, татар, удмуртов, мордвы и других народов. Печатались произведения народной словесности.
Научные заслуги Ильминского были оценены избранием его в 1870 г. в члены-корреспонденты Императорской Академии наук. В 1881 г. он получил приглашение выставить свою кандидатуру в академики, но не пожелал оставлять своего пастырского служения в крещено-татарской школе и семинарии, чувствуя более призвания к миссионерскому просветительству, и отказался в пользу В.В. Радлова (1837—1918), ставшего виднейшей фигурой отечественной тюркологии.
Деятельность Ильминского.
Вплоть до самой кончины Н.И. Ильминский продолжал работать. Так, летом того года он был вызван в Петербург и Москву и, проводя несколько недель в тихом приюте Гефсиманского скита близ Троицкой Лавры, вызвал к себе трех якутов из Московской и Казанской академий,
чтобы вместе с ними править якутский перевод Нового Завета. Уже на смертном одре он принял свой последний литературный труд «Воспоминания об И.А. Алтынсарине» (Казань, 1891).
О личности Н.И. Ильминского отзывались многие. Вот что писал, например, К.П. Победоносцев: «Другой такой ясной и чистой души не приходилось мне встречать в жизни: отрадно было смотреть в глубокие, добрые и умные глаза его, светившие в душу внутренним светом, а беседа его была ни с чем несравненной, всегда с солью, всегда в простоте чуждой всякой аффектации, но исполненной поэтических образов. (...) Несравненная простота души дала ему способность сближаться одинаково с людьми всякого общественного положения, и самым простым и бедным он был столь же легок и приятен, как начальственным и знатным. (...) Это был поистине учитель в высшем значении слова, светильник, от которого многие огни загорелись ясным светом» (1892).
Таким огнем от Н.И. Ильминского загорелся и наш И.Я. Яковлев, который, обобщая итоги его просветительско-миссионерской деятельности, в своих «Воспоминаниях» говорил: «Занимая в те дни только скромный пост директора учительской семинарии и руководителя Казанской крещено-татарской школы, состоя председателем бывшей при Казанском Братстве Св. Гурия Переводческой комиссии, он, как частное лицо, как знаток восточных языков, как боговдохновленный апостол веры Христовой, много лет держал в руках своих нити, проходившие к просветительно-инородческому вопросу, от Министерства инородческого просвещения и духовного ведомства, все направлял к одной и той же цели, за всем неусыпно следил, все вдохновлял этой верой, жалостливой любовью к инородческим племенам. (...) Дух захватывает, если принять во внимание все то, что сделал этот удивительный подвижник для инородцев за время своей многолетней апостольско-миссионерской работы, в качестве переводчика, создателя храмов и школ, подкрепителя духа тех сотрудников, единомышленников, которые, изнемогая подчас от бюрократической рутины и косности, только в нем одном находили себе мощную, авторитетную, убежденную поддержку. (...) Бывало (наблюдалось мною), приедут к нему по делу, с просьбами, за советами, за протекцией, с жалобами на несправедливость, людскую или чиновническую, чуваши, мордва, черемисы, татары, вотяки, представители других народностей (...), и он, дав им прийти в себя или устроив их попечительно, отечески-любовно в крещено-татарской школе, как дорогих гостей, уже прислушивается к ним, вслушивается в их речь, с целью у них... чему-либо полезному для дела научиться. Всю жизнь этот человек не только поучал, направлял, напутствовал, благословлял других, но и сам ревностно учился».
Вера, язык система Ильминского.
Н.И. Ильминский хорошо осознавал, что дело просвещения — это дружная коллективная работа, объединенная одной идеей, одним чувством, одним стремлением на благо ближних. И что система должна работать не для отдельных, пусть особо одаренных представителей того или иного народа, а для всей массы. Он и Яковлеву говорил: «Поднимите всех чуваш на вершок, на два от земли в том направлении, какое вы принимаете за благо для них, — но поднимите не отдельные личности, а весь народ».
Во второй половине XIX — начале XX вв. система Н.И. Ильминского была внедрена, хотя и в разной степени, во многих окраинах Российской Империи, и хотя она имела конечной целью «обрусение инородцев и совершенное слияние их с русскими и по вере, и по языку», что было официальной политикой гражданских и духовных властей того времени, направленной против мусульманского вызова, она оказала влияние на рост национального самосознания народов, начался процесс становления литературных языков, появилась генерация национальной интеллигенции, которая совсем по-иному стала понимать роль своего народа в истории и то место, которое он занимал и должен занимать в общественно-государственном устройстве России. Некоторые исследователи полагают, что ленинская национальная политика 20—30-х годов XX века, ликвидация безграмотности, расширение социальных функций национальных языков в известной степени наследуют просветительной системе Н.И. Ильминского (без религиозного компонента), с которой В.И. Ульянов (Ленин) мог быть знаком через своего отца И.Н. Ульянова (1831—1886) — инспектора и директора народных училищ Симбирской губернии, а также по опыту Симбирской чувашской школы И.Я. Яковлева, который был близок семье Ульяновых. Такой невиданный в истории опыт языкового строительства, который был предпринят в Советском государстве, когда сотни языков обрели письменность, народы получили возможность образования на родном языке, развивались литературы, не был бы, пожалуй, возможен, если бы, само собой разумеется, в иных условиях и на иной идеологической основе, не была апробирована и реализована просветительская система Ильминского.
Сам Н.И. Ильминский говорил, что ничего нового не открыл, а лишь следовал путями, проторенными знаменитыми просветителями Св. Стефаном Пермским, Св. Гурием, Св. Варсонофием и преподобным Кириллом Философом.
...На Арском кладбище в Казани у входа в храм, при приделе Св. Николая стоит скромный памятник, на котором две надписи — на русском и татарском языках.
