ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ КОНТАКТЫ НАСЕЛЕНИЯ ЕЛАБУЖСКОГО КРАЯ В ДОМОНГОЛЬСКУЮ ЭПОХУ
Нигамаев А.З. Елабужский государственный педагогический университет
ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ КОНТАКТЫ НАСЕЛЕНИЯ ЕЛАБУЖСКОГО КРАЯ В ДОМОНГОЛЬСКУЮ ЭПОХУ
Археологические материалы памятников X — начала XIII вв. Восточного Предкамья, или Елабужского края, представляют значительный интерес с точки зрения изучения этнического состава населения. Как правило, в периферийных или пограничных районах любого государственного объединения проживают, наряду с основным, «титульным» этносом, представители соседних, иноэтничных народов. Елабужский край в этом отношении не исключение. В силу отсутствия письменных источников для изучения данной проблемы обратимся к источникам вещественным, так или иначе несущим информацию об этнокультурном составе населения интересующего нас региона.
На сегодняшний день к домонгольским памятникам Елабужского края следует отнести Елабужское и Котловское I городища, посад средневековой Алабуги, Елабужские II и IV некрополи, Елабужский клад, Елабужские и Танайские находки, а также разрушенный могильник на Кумысской стоянке. Наиболее интересные материалы по проблеме этнокультурных контактов местного населения можно получить из средневековой Алабуги.
Известно, что в возникновении и развитии Волжской Болгарии прикамские племена сыграли не меньшую роль, чем переселенцы с Кавказа и Дона. Процесс вливания выходцев с Верхней Камы и Приуралья в состав населения этого государства был постоянным в течение всего домонгольского периода. Занимающее выгодное географическое положение и контролирующее весьма значительную часть Камы Восточное Предкамье всегда было объектом освоения как для мигрантов с востока и севера, так и для групп населения южного степного происхождения.
В предболгарскую эпоху Икско-Зайское междуречье превращается в зону расселения угорских племен, которые проникали туда с бассейна нижней и средней Агидели. Отдельные группы этого населения переправлялись и на правобережье Камы, которое входило в ареал расселения достаточно смешанного, но в основе своей финно-пермского населения, составившего в дальнейшем основу так называемой «чумойтлинской» культуры. Следы этого проникновения в виде кушнаренковской посуды выявлены и на Луговском могильнике.
В X в. из районов Среднего Урала в Волжскую Болгарию проникает новая волна угров, в значительной степени тюркизированных, которые изготавливали специфичную круглодонную посуду с цилиндрической шейкой, украшенной гребенчато-шнуровой орнаментацией. Памятники с такой посудой, отнесенные Е.П. Казаковым к постпетрогромской культуре, изучены на широкой территории Приуралья и Прикамья [Казаков, 1987]. Исследования последних лет, в частности, анализ вещественного, в первую очередь керамического, комплекса из раскопов позволяют предполагать, что к началу болгарской колонизации края на территории Елабужского городища в пределах первой линии обороны проживала группа данного населения, испытавшая значительное финно-пермское влияние. Время прихода этого населения в устье р. Тоймы представляется возможным отнести ко 2-й половине X столетия. Выбор места для постоянного проживания был обусловлен природно-географическими условиями местности, в частности, близостью переправы через Каму, за которой начинались основные территории обитания угорского населения.
Скоро земли Восточного Предкамья становятся объектом активной колонизации со стороны волжских болгар. На высоких мысах правобережья Камы, а также ее притоков один за другим стали строиться небольшие и недолговременные военные крепости — сторожевые пункты по Камской торговой магистрали и рубежам государства, служившие убежищами для болгарского населения в случае опасности. Следы этого процесса можно увидеть напротив устья Зая (Котловское I городище, более известное в народе как «Шишка»), в устье pp. Танайка и Азевка (Салауши) и т.д. Некоторые из них в скором времени прекращают свое существование (например, Котловское I городище), а другие, наоборот, становятся важными центрами колонизации края и дают начало поселениям городского типа.
Появление болгарского опорного пункта Алабуга на месте уже существующего поселения можно рассматривать как завершение процесса вхождения края в Болгарское государство. Военно-политические и торговые интересы болгар, взявших в свои руки так называемую «хазарскую торговлю», требовали прежде всего контроля над переправой, Камским торговым путем и р. Тоймой, по которой осуществлялись контакты с финно-пермским (чепецким) миром. Поэтому возникшее на рубеже X — XI вв. на высоком мысу правого берега Камы новое болгарское поселение можно рассматривать, прежде всего, как военно-административный и торговый центр округи. В дальнейшем, с XII столетия, в связи со строительством белокаменной мечети-цитадели, усиливается его значение как культового центра. Не исключено, что мечеть была построена на месте прежде существовавших на этом месте финского или угорского языческого святилища и заменившей его деревянной мечети.
Падение Хазарского каганата и относительная слабость Северо-Восточной Руси, как это неоднократно подчеркивал Е.П. Казаков, выдвинули Волжскую Болгарию в качестве единственно сильного государства на огромном пространстве от Урала до Верхнего Поволжья. Волжская Болгария переживала экономический подъем, в стране функционировало множество конкурирующих между собой ремесленных центров, выпускавших разнообразную и высококачественную продукцию, значительная часть которой предназначалась на вывоз. Эта продукция реализовывалась, в первую очередь, в землях финно-угорских и тюркоязычных соседей, где выявлены целые регионы (Марийское Поволжье, бассейн р. Чепцы, Верхнее Прикамье), насыщенные изделиями болгарских ремесленников (Казаков, 1997. С. 51, рис. 48; он же, 1999. С. 63 и сл.)
Сам процесс колонизации края, его особенности ещё очень слабо изучены. Не ясна степень миграции собственно болгарского населения в домонгольскую эпоху. Сложность здесь заключается в том, что в отличие от «нетоварного» материала других этно-культурных групп, болгарские изделия (кроме производственного брака) всегда были экспортируемым товаром. Поэтому процентное присутствие болгарской керамики не всегда говорит о таком же пропорциональном количестве болгарского населения на данной местности. То же с украшениями, предметами быта, торговли, оружием и т.д. На Елабужском городище общеболгарская керамика 1 группы составляет максимум 15—20% от всей керамики домонгольской эпохи. Это приблизительно столько же, сколько в Анюшкаре, Рождественском и Городищенском городищах на Верхней Каме. Причем эта прекрасного качества керамика была явно привозной. Аналогичная болгарская посуда встречается в материалах языческого IV некрополя. Около 40% занимает болгарская керамика в посаде Алабуги. Правда, там её значительную долю составляет некондиционная, так называемая бурая посуда, что говорит о её местном происхождении.
Болгарское население, колонизировавшее Восточное Предкамье, не было однородным. Так, материалы с прикамских памятников говорят о достаточно пёстром составе пришельцев с юго-запада. Вместе с общеболгарской посудой всегда присутствует керамика типа «джукетау» (XIII группа по Т.А. Хлебниковой). На Елабужском городище она представлена 3—5% от средневековой посуды (на западной половине внутренней территории до 10— 12%). Несколько фрагментов обнаружено в посаде Алабуги, и, что самое примечательное, наряду с высококачественной общеболгарской керамикой, присутствие которой можно объяснить как импорт, джукетауская посуда обнаружена нами и в языческом IV некрополе X — начала XII вв. В одном из школьных музеев г. Набережные Челны хранится подправленный на круге кувшин с двухзонным орнаментом в виде многорядной набегающей волны, также обнаруженный в Елабуге.
Джукетаускую керамику мы склонны связывать с известными по восточным источникам эсегелами — чигилами. Как нам кажется, это юго-восточноказахстанских истоков население пришло на Среднюю Волгу в конце IX в. на волне печенежских наступлений в Приуралье. В район слияния Камы и Волги эсегелы, вероятнее всего, спустились с Бельско-Тулвинского междуречья, пройдя вдоль южных границ Восточного Предкамья. Немногочисленные группы этого населения уже тогда могли остаться в крае. Поэтому присутствие джукетауской посуды в памятниках Елабужского края следует рассматривать как результат ремиграции эсегелов на северо-восток. Коренное этногенетическое отличие от болгар дало носителям данной традиции изготовления керамики возможность самоидентифицироваться в течение всего домонгольского и золотоордынского периодов. Анализ материалов Елабужского, Чаллынского и, в особенности, Кирменского комплексов показывает, что джукетауское население было более восприимчиво к контактам с другими прикамскими этнокультурными фуппами, скажем, с носителями XVIII и, отчасти, VII групп керамики.
Как было отмечено выше, постпетрогромская (VII группа по классификации Т.А. Хлебниковой) керамика составляет значительную группу находок с Елабужского городища. Очевидно, часть угорского населения приняла участие в строительстве болгарской крепости и проживала в нем в течение всего домонгольского времени. В противном случае сложно объяснить тот факт, что керамика «постпетрогром» в керамическом комплексе большинства раскопов данного памятника занимает более 80% от всей средневековой посуды.
С уграми могут быть связаны захоронения из Елабужского II некрополя. Среди прочего там были обнаружены украшения, со-стоящие из двух медных шумящих подвесок и серебряного височного кольца с шаровидной пронизкой. Подвески, по мнению Е.П. Казакова, имеют аналогии в угорском мире (Казаков, 1978. С-26—271). Хотя, на наш взгляд, шумящие подвески такого типа более характерны для населения бассейна р. Чепца [Иванова, 1992; Иванов, 1998; рис. 16: 13).
О присутствии в сложном процессе этногенеза населения края ещё одного участника нагляднее говорят материалы из посада Алабуги. Речь идет о населении верхнекамских истоков, которое проникало в Волжскую Болгарию волнами с конца X в. до монгольских завоеваний. В результате последних, какая-та часть этого населения, в некоторой степени воспринявшая болгарскую культуру, вместе с угро-самодийцами и болгарами отступит обратно на Среднюю и Верхнюю Каму, усилив там влияние последних.
В посаде Алабуги, наряду с болгарской керамикой домонгольского облика из нижних отложений культурного слоя, в коллекции находок хорошо представлена изготовленная вручную, иногда с подправкой на круге, посуда из глиняного теста с большим содержанием толченой раковины; некоторые сосуды, имеющие чашевидную форму с оригинальными ручками подтреугольного сечения с горизонтальной площадкой в верхней части («языком»), украшены гребенчатом штампом. Такую посуду, основываясь на материалах Западного Закамья, Т.А. Хлебникова выделила в XVIII группу своей классификации, определив время ее бытования XIII—XIV вв. В Джукетау такая керамика встречается преимущественно в золотоордынском слое. В отличие от хорошо исследованных болгарских памятников Закамья, в посаде Алабуги подобная керамика является количественно доминирующей не только в болгаро-татарском (60,4%), но и в более раннем домонгольском слое (58%). По принципу, что в любом болгарском поселении население, связанное с традиционной посудой, количественно занимает большее место, чем представлена его посуда, мы предполагаем, что финно-пермское население посада Алабуги занимало не менее 2/3 от общего состава. И это население поддерживало постоянные связи с регионом-метрополией. Следует сказать, что явное доминирование в керамическом комплексе посуды населения Верхнего Прикамья или Западного Приуралья в целом является спецификой материальной культуры населения ранней Алабуги и, может быть, всего Восточного Предкамья. Примерно такое соотношение традиционной и общеболгарской посуды, судя по нашим предварительным данным, полученным в результате шурфовок 1994 г. Котловского 1 городища («Шишка»), а также по данным предшествующих исследователей (А.А. Спицын, Ф.Д. Нефедов, А.В. Збруева), отмечается вплоть до Вятки.
Женские украшения как этноопределяющий индикатор часто используются археологами при определении принадлежности их носителей к конкретному этносу. Так, с Верхним Прикамьем и бассейном Чепцы из материалов посада связаны различные бронзовые шумящие подвески, в том числе зооморфные в виде уточки. Шумящая птицевидная подвеска с ажурными прорезями большинством исследователей датируется в пределах XI — первой половиной XIII вв. Такие украшения широко бытовали у финно-пермского населения, известны они и на сопредельных территориях, в том числе и в Волжской Болгарии.
Интересной находкой из посада является бронзовый замок в виде лошадки, обнаруженный на поверхности материка у южного края оборонительного рва в районе столбовой ямы № 6. Максимальная длина его 5,2 см, высота 4,3 см, ширина 0,8 см. Зооморфный замок выполнен реалистически (отчетливо видны рот, ноздри, зрачки в глазах, грива, уздечка). Среди зооморфных замков, часто обнаруживаемых в болгарских памятниках центральных районов, близких к елабужскому, не найдены. Зато его наиболее близкие аналогии имеются среди материалов XII—XIII вв. из Чердыни в Пермской области, где они указаны в числе изделий, экспортируемых из Волжской Болгарии. Вероятнее всего, их изготавливали для экспорта в финно-угорские земли в городах Предкамья.
Другой памятник, так или иначе связанный с финно-пермским населением, — Елабужский IV некрополь — датируется на основе анализа погребального инвентаря X — началом XII вв. В погр. 1 костяк женщины 20—30 лет здесь и далее определения антрополога И.Р. Газимзянова лежит на спине в слое песка на глубине 75—85 см от современной поверхности. Ориентация головой на ЗСЗ, лицом погребенная повернута на юг. Руки вытянуты вдоль туловища, правая несколько откинута в сторону. Остатков одежды и древесного тлена, не обнаружено. Красноглиняная болгарская кринка до монгольского облика стояла в 5—10 см севернее черепа. У правого плеча, перед лицом покойницы, были рассыпаны стеклянные бусинки: 10 из них «глазчатые», 3 — «глазчатые с ресничками» темно-коричневого, бордового и синего цветов. Остальные бусинки имеют матовый желто-зеленый оттенок. Там же обнаружено болгарское серебряное височное кольцо с желудеобразной пронизкой. На левой стороне груди найдена медная копоушка с прикрепленными к ней с двух сторон привесками — бубенчиками на цепочках. На предплечье правой руки, в районе локтя, лежат железный нож длиной 10,5 см.
В погр. 2 отдельные сохранившиеся кости лежали в беспорядке на глубине 68—80 см от современной поверхности. Однако следов поздних разрушений не выявлено. Череп из погребения принадлежал женщине 16—18 лет с четко выраженными признаками уральского антропологического типа. В засыпи обнаружена железная подпружная пряжка, рамчатая, сегментовидной формы, размерами 3,5x3,5 см. Рядом с ней лежал железный нож. Встречен также фрагмент красноглиняной болгарской посуды хорошего обжига с лощением.
В погр. 3 ориентация костяка с СЗ на ЮВ, лицевая сторона черепа обращена на ЮЗ, т.е. на кыблу. Вокруг черепа лежали четыре железных гвоздя. Погребение женское (возраст 16—20 лет), с европеоидно-монголоидными чертами лица. Были также обнаружены следы захоронения в виде погребального инвентаря, состоящего из хорошо сохранившегося чашевидного одноручного сосуда «джукетауского» типа и конусовидной основы шумящей подвески финно-пермских истоков. Рядом обнаружен фрагмент лучевой кости человека.
Комплекс стеклянных бус из Елабужского IV некрополя характерен в целом для X — начала XI вв. Серебряное височное кольцо с желудеобразной бусиной, украшенной треугольными поясками из зерни, датируются обычно XI—XII вв. Все они встречаются на весьма широком ареале от Северного Урала до Суры. Другие находки имеют более ограниченную территориальную привязку. Так, бронзовая копоушка с прикрепленными к ней с двух сторон привесками — бубенчиками на цепочках характерна, судя по материалам чепецких могильников, для XII в. Железные рамчатые пряжки сегментовидной формы в болгарских памятниках бытовали, по данным К.А. Руденко, в XI—XII вв. [Руденко, 2001. С. 124, табл. II: 4]. Встречаются они и в памятниках Верхнего Прикамья. Аналогии медной конусовидной основе от шумящей подвески имеются в памятниках поломской и чепецкой культур X—XIII вв. [Иванов, 1998, рис. 16: 13]. Ф-видные шумящие пронизки из оловянистой бронзы, происхождение которых связано, по мнению исследователей, с вычегодским населением, начинают распространяться в Прикамье с XI в., когда носители вымской культуры сначала проникли на территорию родановцев, а в дальнейшем вместе с последними спустились в Нижнее Прикамье.
Анализ топографии, обряда захоронения и вещественного комплекса указывает на типологическую близость данного некрополя к могильникам бассейна р. Чепцы (Кузьминский, Чиргинский, Кыпкинский, Солдырский Чемшай и т.д.), датируемым XI—XIII вв. | Иванова, 1992]. В то же время наблюдается различие в ориентации костяков. Так, в Кузьминском могильнике более 90% захоронений имеют северо-восточную ориентацию. Лишь в Адамовском могильнике 60% костяков положено головой на ЗСЗ [Иванова, 1992. С. 14]. Поэтому в ориентации костяков отмечается большая близость к болгарским захоронениям, как языческим, так и мусульманским. На наш взгляд, функционирование Елабужского IV некрополя относится к концу X—1-й половине XII вв. и, по всей вероятности, принадлежит к смешанному тюрко-финскому населению или оболгаризированным финнам.
В целом археологические исследования в старой части города дали весьма интересный материал для реконструкции средневековой истории Алабуги. Изучение этих материалов позволяет утверждать, что в исторической части современного города уже в конце X — начале XI вв. появляется смешанное тюрко-финское население, давшее начало средневековому поселению. Практически одновременное проникновение на эти земли и начало освоения бассейна Тоймы волжскими болгарами стало решающим фактором, способствовавшим превращению в единый организм военной крепости на переправе через Каму и структурно связанного с ней поселения на правом берегу Тоймы. В скором времени название крепости Алабуга стало применимо и по отношению к поселению.
Такой же интересный материал по реконструкции этнокультурной ситуации в крае дают и другие памятники. Так, среди болгарских находок из с. Танайка наше внимание привлек бронзовый гребень с зооморфной спинкой и богатой орнаментацией. Гребень имеет близкую к прямоугольной форму с максимальными размерами 7,9x4,8 см, при толщине 0,2—0,3 см. Фигурные односторонние гребни с зооморфными спинками, по мнению Н.Б. Крыласовой, являются характернейшим элементом финно-угорской средневековой культуры [Крыласова, 2004. С.47]. Хорошо представленный в славяно-финском фольклоре сюжет парноголовых коней сохранился в орнаментации металлических гребней русских крестьян вплоть до XIX в. Бронзовые гребни, изготовленные в Древней Руси, использовались как подвесные обереги [Рыбаков, 1988. С. 544, 549]. Но эти датируемые IX—XI вв. модели гребешков существенно отличаются от танайской находки. Последняя более вытянута, выполнена изящней, имеет богатую орнаментацию на обеих сторонах.
По мнению Г.Ф. Валеевой-Сулеймановой, образ коня в искусстве болгар был тесно связан с культом воды. «Изображения или фигурки коней (как и их отдельные головки) часто решались в парной композиции, в форме протом (спаренные передние части туловищ) или обращенными головками друг к другу и в противоположные стороны. Этот древний, собственно сармато-аланский сюжет, получивший широкое распространение в искусстве финно-угров, у древних славян, стал и общеболгарским...» [Валеев, Валеева-Сулейманова, 2002. С. 28]. Болгарских бронзовых гребней, а также кресал, имеющих коньковую орнаментацию, пока обнаружено не так много, чтобы можно было составить хронологическую шкалу. Значительная часть их, как и на Руси, датируется XI—XII вв.
Сложный этнический состав средневекового населения Восточного Предкамья — территории, являющейся испокон веков местом соприкосновения, взаимопроникновения и сосуществования разнородных племен и народностей, отразился также в топонимии и гидронимии края. В них четко запечатлены протекавшие на этой территории процессы складывания, развития и изменения этнических групп населения, то есть этнические процессы. Здесь в равной мере представлены тюркская, финно-пермская, угро-самодийская и славянская топонимии. По данным профессора Л.Ш. Арсланова, среди финно-угорской топонимии особый пласт составляет топонимия пермского, главным образом удмуртского, и частично марийского происхождения, которые достаточно прозрачно этимологизируются на материалах пермских (удмуртского, коми-пермяцкого) и марийского языков. Удмуртский пласт является наиболее древним в хронологическом отношении (доболгарским). Угро-самодийские элементы сохранились, в основном, в гидронимах и ойконимах.
Таким образом, данные археологии, свидетельствующие о существовании достаточно оживленных этнокультурных контактов населения Елабужского края на стыке двух тысячелетий, подтверждаются на материалах других наук.
