ЭТНИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В ЛЕСНОМ ПОВОЛЖЬЕ В ЭПОХИ БРОНЗЫ И РАННЕГО ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА

Патрушев В. С. Марийский государственный университет

ЭТНИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В ЛЕСНОМ ПОВОЛЖЬЕ В ЭПОХИ БРОНЗЫ И РАННЕГО ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА (К вопросу о роли населения с «текстильной» керамикой)

С древнейших времен Среднее Поволжье представляло собой контактную зону между различными этническими группами, что обусловило сложную этническую картину. На всей обширной территории Восточной Европы финноязычные племена волосовцев испытали сильное влияние пришлых скотоводческих племен — фатьяновцев, балановцев круга культур боевых топоров и ираноязычных абашевцев. При этом особо отметим, что благодаря этнокультурным связям с древними индоевропейцами финно-угры перешли к производящим видам экономики. Элементы абашевцев в финно-угорской среде Поволжья сохраняются вплоть до начала железного века (Патрушев B.C., 1984. С. 190—191). Наблюдалось и непосредственное смешение финно-угорского и балановского населения, приведшее к появлению новой археологической культуры — чирковской (Халиков А.Х., 1987; Соловьев Б.С., 2000. С. 55—59). Мы видим, что в древности этнокультурные связи переходили на новый уровень взаимоотношений, принимая участие в этно-генетических процессах.

На базе волосовского населения под сильным воздействием ираноязычных племен срубной культуры формируется своеобразная культура — поздняковская (Бадер О.Н., Попова Т.Б., 1987). Поздняковское население занимало бассейны Верхней и Средней Оки, на востоке доходя до Среднего Поволжья, а на западе — до Десны и районов севернее Верхней Волги. Могильники и поселения поздняковской культуры датируются приблизительно XV—XII вв. до н. э. Их датировка более поздним временем вызывает сомнения, поскольку поздняковцы примерно с рубежа XII—XI вв. до н. э. были ассимилированы населением с «текстильной» керамикой (Патрушев B.C., 1989. С.18). На поселениях поздняковцев открыты четырехугольные полуземлянки столбовой конструкции с двускатной крышей. Острореберные и баночные сосуды с плоским или уплощенным дном и грубыми оттисками зубчатого штампа или «жемчужинами», а также обоюдоострые бронзовые ножи из поздняковских памятников раннего этапа близки к срубным формам, что говорит об участии срубников в этногенетических процессах финно-угров. Позднее появляются также сосуды вытянутых очертаний, и больше становится баночных сосудов.

К востоку от поздняковцев в Прикамье и близлежащих областях обитало пестрое в этническом отношении население, долгое время объединяемое в культуру приказанского облика (Халиков А.Х., 1987). Данное население также испытало значительное воздействие ираноязычных племен срубной культуры. Приказанские племена составили общность пермских народов. Общепризнанная датировка единой культуры — XVI— IX вв. до н.э. Однако в Среднем Поволжье приказанские племена, смешавшись с населением с «текстильной» керамикой, уже в XI—X вв. до н.э. теряют свои этнические черты. Именно смешение западных финноязычных и восточных финно-пермских племен дало основу раннему, кокшайскому этапу ахмыловской культуры, этнической основе волжских финнов (Патрушев B.C., 1984. С. 202).

Приказанские поселения располагаются группами на над луговых террасах крупных рек. Для раннего периода в основном характерны соединенные друг с другом полуземлянки, а позднее появляются большие наземные дома, подобные открытому на 4-м Кокшайском поселении (Патрушев B.C., 1989, рис. 5). Глиняная посуда горшковидная, плоскодонная, с открытым или цилиндрическим горлом украшена оттисками среднезубчатого штампа, ямками, клиновидными углублениями (Халиков А.Х., 1980). Оформившийся у приказанцев свой очаг металлургии представлен бронзовыми кельтами с лобным или боковыми ушками, наконечниками копий с прорезным пером и определенным набором украшений (Черных Е.Н., 1970).

К северо-востоку от приказанского населения в бассейнах Печоры и Пижмы выделена лебяжская культура, позднее сыгравшая, по мнению В.Н. Маркова (1994; 1997), весьма значительную роль в этногенетических процессах начала эпохи раннего железа, в том числе на Средней Волге. Лебяжская посуда чашевидной формы с широким горлом и округлым дном, с отогнутым наружу венчиком, примесью дресвы, украшенная оттисками зубчатого штампа, ямками, а позднее под влиянием зауральских племен появляется крестовидный узор.

Для выяснения проблем этногенеза и развития финно-язычных народов важное значение имеет изучение круга вопросов, связанных с появлением и ранней историей населения с «текстильной» керамикой. Население с «текстильной» («сетчатой», псевдосетчатой, ниточно-рябчатой) керамикой в эпохи бронзы и раннего железного века играло значительную роль в этногенетических процессах Северной Европы и Поволжья. «Текстильная» керамика распространилась на огромной территории от устья Камы в Поволжье на востоке, включая центральные и северные регионы России, до Скандинавии на западе (Patrushev V., 1992). Население с такой керамикой К.Ф. Мейнандер (Meinander C.F., 1954) выделил в особую культуру «текстильной» керамики, что подтверждается специальными исследованиями автора такой керамики на территории России и Финляндии (Патрушев B.C., 1989; 2000). Эту точку зрения с некоторыми оговорками для территории Финляндии подтверждает М. Лавенто (Lavento М., 2001). Необходимость исследования «текстильной» керамики и ранней истории финноязычных племен диктует современный уровень археологических знаний.

Важнейшей особенностью такой керамики являются текстильные (ниточные) и сетчатые (рябчатые) отпечатки на поверхности сосудов в результате распространения своеобразных технологических приемов их изготовления с целью уплотнения глиняной массы.

Для ниточно-рябчатой посуды наиболее характерна горшковидная форма сосудов с плоскими днищами, но есть также чашевидные и баночные сосуды с уплощенным или округлым дном. В глиняном тесте присутствуют примеси песка или дресвы. Сосуды орнаментированы горизонтальными зонами ямок или выпуклин, оттисков зубчатого штампа, реже шнура или клиновидными вдавлениями.

На текстильную керамику с использованием особых технологических приемов формовки сосудов впервые обратил внимание В.А. Городцов (1900; 1914). Впоследствии текстильную керамику обычно рассматривали именно с точки зрения технологических особенностей. Большинство исследователей считает, что текстильные отпечатки связаны с распространением технологических приемов изготовления глиняной посуды с целью уплотнения глиняной массы путем выбивания обернутой тканью колотушкой (Семенов С.А., 1955; Фоломеев Б.А., 1975 и др.), рубцовой кожей желудка, через кожу книжки желудка животного или колотушкой с ячеистой поверхностью, чеканом (Бобринский А.А., 1978), зубчатым штампом, иногда много-рядным (Арзютов Н.К., 1926; Никитин А.Л., 1963; Трубникова Н.В., 1952; Фосс М.Е., 1947), прокатыванием палочки с намотанной на нее веревочкой или же благодаря использованию при формовке сосудов в тканевых, кожаных формах-емкостях (Городцов В.А., 1900; Бобринский А.А., 1978), применению различных штампов и тканей (Гурина Н.Н., 1961; Розенфельдт И.Г., 1974; Халиков А.Х., 1962) или только с использованием различных видов текстиля (Бадер О.Н., 1950; Смирнов А.П., 1952; Чернай И.Л., 1981).

Разнообразие терминов («текстильная», «сетчатая», ниточно-рябчатая, псевдосетчатая) для обозначения такой керамики связано с представлениями о характере отпечатков на поверхности. В.А. Городцов (1900) на поверхности такой керамики выделял ниточные и рябчатые (или оспенно-рытые) отпечатки. Б.А. Фоломеев (1975), соглашаясь с выделением ниточных и рябчатых отпечатков, среди них выделил несколько вариантов, однако сохранил общее название «сетчатая керамика». К.Ф. Мейнандер (Meinander C.F., 1954), исходя из особенностей такой керамики в крайних северо-западных регионах ее распространения, где преобладает ранняя керамика с ниточными отпечатками, назвал ее «текстильной» и выделил особую культуру текстильной керамики, включив в регион этой культуры и Центральную Россию. К.А. Смирнов формирование сетчатой и текстильной керамики относил к разным группам населения и считал, что первая появилась у населения с ямочно-гребенчатой керамикой, а вторая — у поздняковского населения, сохранив общее название «сетчатая керамика». Имеющиеся термины «текстильная» или «сетчатая», как и предложенная «псевдосетчатая» для обозначения такой керамики (Патрушев B.C., 1989), не отражают особенностей отпечатков. Поэтому появился термин ниточно-рябчатая керамика (Патрушев B.C., 1992), принятый для обозначения текстильной керамики на Всероссийском симпозиуме (1993 г.). По поводу названия такой керамики отметим, что правильнее было бы назвать такую посуду ниточно-рябчатой, так как исследования под микроскопом позволяют четко выделить отпечатки ниточек и рябчатые отпечатки от воздействия на поверхность колотушек с различными покрытиями.

В.В. Напольских и С.В. Кузьминых резко критиковали предложенное мной такое название, особенно по поводу рябчатых оттисков, говоря, что такого термина нет ни в одном словаре. Однако в словарях нет более половины археологических терминов. И, как мы видели, этот термин используется очень давно в описании «сетчатой» керамики.

Большинство работ исследователей были посвящены характеристике текстильной керамики отдельных памятников. Лишь создание автором обширного банка данных текстильной керамики общим числом около 40 тысяч фрагментов из 240 памятников эпохи бронзы и раннего железа на территории России и его статистическая обработка позволили обобщить и сопоставить материалы разных регионов России (Патрушев B.C., 1988. С. 115—272; 1989; 1992). Впоследствии исследователем были привлечены также материалы из Финляндии. М. Лавенто проведены фундаментальные исследования текстильной керамики Финляндии и Карелии с привлечением материалов из других регионов, приведшие к новым взглядам (Lavento М., 2001).

Текстильная керамика эпохи бронзы Среднего и Верхнего Поволжья, Приочья, северных регионов России, Скандинавии выступает как единый культурный признак финноязычного населения (Патрушев B.C., 1989). Различия в керамике отдельных районов могут говорить, вероятно, о предпочтении тех или иных технологических приемов, а также о возможных центрах распространения технологических особенностей. Вместе с тем все варианты отпечатков встречены повсеместно, и их процентное соотношение не имеет резких границ. Данный факт может свидетельствовать о существовании на всей территории распространения текстильной керамики единых технологических приемов по обработке поверхности и по изготовлению посуды в целом. Различия текстильной керамики отдельных областей вполне соответствуют характеристике этнической (культурно-исторической или любой археологической) общности. Д. Кларк (Clarke D., 1968) подчеркивает, что внутри общности сходство комплексов должно составлять 5—30%, внутри археологической культуры — 30—65% и внутри локального варианта — 65—100%. Статистический анализ комплексов текстильной керамики на территории России вполне укладывается в особенности археологической культуры (по Д. Кларку). Таким образом, можно предполагать существование единой финно-язычной основы, представленной населением с текстильной керамикой. Данное население представляло группу этносов, одновременно возникших в определенном регионе, взаимосвязанных экономическим, идеологическим и политическим общением. У данного населения налицо признаки суперэтноса, объединившего в субэтническую систему все финноязычные этносы со своими локальными особенностями.

Некоторые исследователи отмечают локальные особенности текстильной керамики. Так, восточнолатвийская отличается от текстильной керамики Верхнего и Костромского Поволжья, а также Эстонии и Финляндии. В то же время Я. Граудонис, В.А. Лыугас, К.Ф. Мейнандер, Х.А. Моора, П.Н. Третьяков, М. Хурре, Л.Ю. Янитс считают такую керамику явлением, пришлым с востока.

Характеристика комплексов текстильной керамики памятников Среднего и Верхнего Поволжья от устья р. Камы до озера Плещеево в Ярославской области в целом показывает близкую картину. Различия в значительной мере могут быть объяснены влиянием элементов местной керамики, господствующей в конкретных областях. Так, влияние текстильной керамики на посуду приказанской культуры вызвало появление специфической керамики с ниточными или рябчатыми, а также смешанными отпечатками на поверхности сосуда ниже горла и гладкой поверхностью по горлу, украшенной приказанскими узорами, характерными для восточных районов этой культуры. Подобное явление можно наблюдать в Татарском, Марийском Поволжье, т.е. на всей территории расселения приказанского населения. В указанных районах, за исключением единичных случаев на поселении Сосновая Грива, нет узоров из «жемчужин».

Такую же картину показывает сравнение форм сосудов или венчиков. Например, характерный для приказанской культуры «воротничок» у края горла в основном встречается лишь на керамике памятников Татарского и Марийского Поволжья. Только в районах расселения приказанских племен отмечена примесь толченых раковин в керамике. Памятники эпохи финальной бронзы Татарской, Марийской, Чувашской Республик характеризуются сочетанием приказанской и текстильной керамики. На территории расселения поздняковских племен текстильная керамика обладает рядом особых признаков: наличием выпуклин-жемчужин и преобладанием зубчатых оттисков в орнаменте и т.д. Таким образом, даже анализ текстильной керамики свидетельствует о постоянном взаимодействии отдельных групп финно-угров.

В период распространения текстильной керамики происходит консолидация финноязычных племен и формирование этнических черт, характерных для всех позднейших финноязычных народов Поволжья, Прибалтики, Карелии и Фенноскандии. Вместе с тем в недрах огромной финноязычной общности от устья р. Кама до Скандинавии рождаются ростки этнических основ будущих отдельных финноязычных народов. По особенностям материальной культуры в ней можно выделить группы волжских, прибалтийских, карельских и, возможно, фенноскандийских финнов. Эту общность следует считать основой всех финноязычных народов Поволжья и Прибалтики (Патрушев B.C., 1992). Данное население стало важным компонентом ахмыловской, дьяковской и городецкой культур (Patrushev V., 2000).

Таким образом, «текстильная» керамика на всей территории от устья Камы до Финляндии характеризует западную финноязычную общность эпохи бронзы и раннего железа, в некоторых регионах вплоть до середины 1 тыс. н.э., до формирования исторических финноязычных народов. На основе населения с «текстильной» керамикой формируются этнические основы финноязычных племен.

Истоки ниточно-рябчатой керамики следует искать за пределами культур развитой и финальной бронзы лесного Поволжья, района от устья р. Камы до Ивановско-Владимирского Поволжья. Точка зрения Д.А. Крайнова и В.А. Семенова о распространении «сетчатых» отпечатков на сосудах под влиянием культур шнуровой керамики может оказаться верной лишь для северо-западных районов ареала «текстильной» керамики, возможно, включая сюда частично территорию Ярославского Поволжья. О.С. Гадзяцкая (1967) и Д.А. Крайнов (1972), говоря о дальнейших судьбах фатьяновцев, приводят ряд доказательств наличия элементов их посуды в текстильной керамике. Доказательства участия племен шнуровой керамики в оформлении «текстильной» керамики Прибалтики приводит Я. Граудонис, что подтверждается антропологическими данными.

Ряд исследователей истоки приемов текстильной обработки сосудов указывают в поздней посуде культуры ямочно-гребенчатой керамики (Брюсов А.Я., 1950; Гаврилова И.В., 1968; Турина Н.Н., 1963; Фосс М.Е., 1947 и др.). Однако П.Н. Третьяков (1966) и В.А. Семенов (1982) указывают на значительный хронологический разрыв между ними; вероятной зоной возникновения текстильной керамики они называют районы Прибалтики. Основой для текстильной керамики одни исследователи считают ямочно-гребенчатую посуду аборского типа на стоянках Прибалтики. Но из-за совершенно разной структуры таких групп керамики отрицается возможность существования между ними какой-либо генетической связи (Васкс А.В., 1983. С.7-17).

И.В. Гаврилова (1968), признавая основным компонентом текстильной керамики ямочно-гребенчатую, считает возможным участие в ее оформлении элементов посуды галичской, различных вариантов фатьяновской и поздняковской культур. Такая точка зрения перекликается с мнениями О.Н. Бадера, Н.Н. Гуриной, П.Н. Третьякова и др. В целом, очевидно, следует согласиться, что распространение «текстильной» керамики от устья Камы до Финляндии можно считать одним «из показателей культурно-этнической интеграции, основной силой которой явились финно-угорские племена Поволжья и Прибалтики» (Третьяков П.Н., 1966). В формировании культуры данного населения принимали участие, очевидно, поздние племена культуры ямочно-гребенчатой керамики, а также фатьяновцы (Брюсов А.Я., 1950; Гаврилова И.В., 1968; Крайнов Д.А., 1987; Патрушев B.C., 1988 и др.).

Раньше всего, по мнению С.В. Ошибкиной (1987), такая керамика появляется в Восточном Прионежье. О раннем появлении такой керамики в северо-западных районах свидетельствуют ее элементы на неолитической посуде, генетически связанной с поздними комплексами в Карелии.

Точка зрения автора в вопросе об истоках ниточно-рябчатой керамики совпадает с мнениями тех исследователей, которые видят ее истоки в приемах обработки сосудов изнутри колотушкой у носителей шнуровой керамики — поздних фатьяновцев (Крайнов Д.А., 1964), частого нанесения ямок или позднее зубчатых оттисков на внешней поверхности посуды ямочно-гребенчатого облика, когда их сплошные оттиски не только визуально напоминают текстильные отпечатки (Бадер О.Н.; Гаврилова И.В.). Следует добавить, что подобные оттиски также получались в результате уплотнения глиняного теста, как и текстильные отпечатки.

Истоки текстильной керамики, по нашему мнению, наиболее ярко видны в керамике эпох неолита и раннего металла Карелии и северо-запада европейской части России, где в технологических приемах орнаментации кроются многие элементы текстильных отпечатков: ямки, дуговидные вдавления, бороздки, ниточные хаотичные отпечатки и ниточные отпечатки намотанным на палочку шнуром; орнамент в виде рябчатых отпечатков из клиновидных вдавлений в шахматном порядке на керамике раннего неолита, чашевидные сосуды с горизонтальными и вертикальными рябчатыми бороздками из оттисков зубчатого штампа, узоры из частых клиньев, образующих дуговидные и овальные отпечатки, дуговидные отпечатки от сглаженных ямок на посуде развитого неолита.

Интерес представляет вопрос о периодизации и хронологии ниточно-рябчатой керамики. Длительное время развитие текстильной керамики Верхнего и Среднего Поволжья рассматривалось на фоне развития других культур, в первую очередь — поздняковской, приказанской. На территории поздняковской культуры текстильная керамика в незначительном количестве встречена уже на памятниках XV— XIV вв. до н.э. (Попова Т.Б., 1970). Текстильная керамика А.Л. Никитиным (1963) отнесена ко 2-й половине II тыс. до н.э. О.Н. Бадер и Т.Б. Попова (1987) относят данный могильник ко второму этапу поздняковской культуры (XIV —XIII вв. до н.э.). Текстильную керамику стоянки Логинов хутор Т. Б. Попова датировала серединой II тыс. до н.э. Резкое увеличение числа текстильной керамики на Сред-ней Оке отмечено для рубежа II—I тыс. до н.э. В Нижегородском Поволжье поселение Шава II содержит до 40% текстильной керамики (остальная посуда поздняковская) и датировано В.Ф. Черниковым XI—IX вв. до н.э. В Ярославском Поволжье керамический комплекс стоянки Плещеево III содержит более 90% текстильной керамики, которая бытует здесь долгое время — с IX в. до VII в. до н. э. (Фоломеев Б.А., 1975). К концу II тыс. до н.э. население с текстильной керамикой ассимилировало поздняковское население.

Особо следует остановиться на радиоуглеродной датировке комплексов ниточно-рябчатой керамики. Из-за отсутствия данных о хронологии памятников до сих пор остается дискуссионным ряд вопросов, связанных с проблемой текстильной керамики на территории лесной зоны: время и место появления текстильной керамики, последовательность ее распространения в отдельные регионы и соответственно время формирования, и основные этапы развития культуры текстильной керамики. Были продатированы серии образцов углей и углистого вещества из культурных слоев с текстильной керамикой. Датировки получены в лабораториях Геологического института (34 даты), а также в лабораториях Института географии (4 даты) и Ленинградского отделения Института археологии (2 даты). Датированные объекты расположены на левобережье Оки в Озерской Мещере (Шагара 5, Тюков городок, Деевское городище) — 16 дат, в долине Оки (Гришинский исток 3, Березовый рог, Городецкое городище) — 14 дат, на правобережном притоке Оки — р. Проня (Шишкинское городище) — 4 даты. Эти памятники исследовались Б.А. Фоломеевым в 1985—1990 гг.

Первые результаты радиоуглеродной датировки памятников с текстильной керамикой Средней Оки установили начальные даты появления текстильной керамики на памятнике Шагара 5 — около XVIII в. до н.э.; XV—XIII вв. до н.э. датированы комплексы такой керамики стоянки Фефелов Бор; все памятники с текстильной керамикой раннего облика отнесены ко времени ранее конца II тыс. до н.э.; с конца II до 3-й четверти 1 тыс. до н.э. господствует развитая текстильная керамика, а позже распространяется поздняя текстильная керамика с ячеистой рябчатой структурой (Сулержицкий Л.Д., Фоломеев Б.А., 1993).

Интерес представляет новая датировка средневолжских поселений с текстильной керамикой, проведенная М. Лавенто по образцам нагара на сосудах (табл. 1).

Даты по образцам нагаров на текстильной керамике лесного Поволжья (по результатам исследований М. Лавенто).

Из памятников эпохи бронзы наиболее раннюю дату дает текстильная керамика поселения Нармус — 3450±40 лет назад, а по калиброванным датам образцов от 1885 г. до н.э. до 1667 г. до н.э. По типологическому методу данное поселение датировано XIV—XIII вв. до н.э. 4-е Кокшайское поселение по образцам нагара датировано 3315±50 и 3030±50 лет назад и по калиброванным датам образцов от 1662—1652до 1236—1215 гг. до н.э. по первой методике и от 1236—1215 до 1148—1129 гг. до н.э. Очевидно, здесь на датах образцов может отразиться наличие культурного слоя волосовской культуры на 4-м Кокшайском поселении.

Единовременный слой поселения База отдыха «Чувашремстрой» датирован временем от 3310±60 до 2995±45 лет назад, а по типологическому методу по текстильной керамике и по приказанской керамике он был датирован XII—XI вв. до н.э. Образцы нагара на керамике Козьмодемьянского поселения (на острове Мольбище) датировано временем 2890±35 лет назад при датировке текстильной керамики IX—VIII вв. до.э., а Ахмыловское поселение — 2880±45 лет назад при датировке XI— IX вв. до н.э. всего поселения. Из памятников эпохи бронзы весьма неожиданную дату дали образцы из 2-го поселения Сосновая Грива — 2535+45 лет назад, т.е. VI в до н.э. Правда, отдельные даты образцов колеблются от 802 до 519 гг. до н.э. Необходимо иметь в виду, что на всех указанных поселениях эпохи бронзы одновременно, в том числе в культурном слое ряда жилищ, наряду с ниточно-рябчатой керамикой имеется группа керамики с явными приказанскими чертами. Таким образом, мы можем говорить о сложных этнических процессах и смешении двух синхронных групп населения — западного и восточного.

В начале эпохи железа в лесном Поволжье еще более усложняются этнические процессы, что связано с бурными событиями, вызванными появлением железных орудий и оружия. На поселениях и могильниках Среднего Поволжья ярко выступают смешанные элементы населения с ниточно-рябчатой керамикой и ананьинских племен. Поскольку мне уже приходилось писать об особенностях материалов могильников (Патрушев B.C., 1984), здесь остановлюсь на новых материалах по ниточно-рябчатой керамике поселений.

Образцы нагара из памятников эпохи раннего железа дают неожиданно весьма древние даты: Малахайское городище, датированное VIII —VI вв. до н.э. по наконечникам стрел и другому набору инвентаря (в том числе по ананьинской керамике) — по образцам нагара датируется временем 2910±35 лет назад; Минское городище VII—V вв. до н.э. — 2775±35 лет назад. Более или менее совпадают даты Ардинского городища VIII—VII вв. до н.э. — 2705+40 лет назад. Для некоторых памятников начала железного века обращает внимание значительный разрыв дат по образцам нагара и дат памятников по типологическому методу.

Население с ниточно-рябчатой керамикой вступало в тесные контакты с кругом индоевропейских племен балтского этнического облика (Седов В.В., 1990). Из поселений с комплексами ниточно-рябчатой керамики происходит и штрихованная керамика, отождествляемая археологами с балтским этносом. Последняя в чистом виде на памятниках Поволжья от Татарстана до Костромской области составляет до 2,8% всей керамики. Кроме того, на внешней поверхности сосудов нередко сочетаются штрихованные, ниточно-хаотичные и различные виды рябчатых отпечатков, составляющие вместе до 17% общего числа фрагментов керамики (Патрушев B.C., 1989). Штрихованная керамика встречается также в комплексах поселений с «текстильной» керамикой Вологодской, Ленинградской областей, Карелии и Эстонии (Патрушев B.C., 1989). Соответственно, можем наблюдать смешение традиций изготовления «текстильной» и штрихованной керамики. На прибалтийских поселениях со штрихованной керамикой также отмечено значительное присутствие «текстильной» керамики (Данилайте Е., 1967; Седов В.В., 1967. С. 177—195). Налицо участие балтов в этногенетических процессах финноязычных племен и, наоборот, участие финноязычных племен в этногенетических процессах балтов, смешение традиций изготовления «текстильной» и штрихованной керамики.

Взаимодействие двух субэтнических систем (балтоязычной со штрихованной керамикой и финноязычной с ниточно-рябчатой) при участии верхнеднепровского населения привело к появлению смешанного этноса дьяковского облика. По мнению автора, дьяковская культура не могла формироваться на основе поздняковской культуры. Поздняковские племена в основном уже к XII в. до н.э. были ассимилированы населением с «текстильной» керамикой (Патрушев B.C., 1989). Поздняковские элементы могли проявляться в нем только как воспринятые населением с псевдосетчатой керамикой черты. Так называемая «сетчатая» керамика ранних памятников дьяковской культуры — это элемент финноязычного населения с «текстильной» керамикой. Как формы сосудов, так и элементы орнамента, и характер ниточно-рябчатых отпечатков ранних дьяковских городищ вполне укладываются в характерные признаки «текстильной» керамики. Однако на дьяковских памятниках уже в начале эпохи раннего железа значителен процент гладкостенной и штрихованной посуды. Так, на Щербинском городище в нижнем горизонте нижнего слоя встречены различные группы керамики («сетчатой» — 52,6%, штрихованной — 17,5%, гладкостенной — 29,9%), представляющие, очевидно, три основных компонента дьяковской культуры (Розенфельдт И.Г., 1974. С. 100. Табл. 3. Нижний слой Щербинского городища в целом датируется VIII— VII по IV вв. до н.э.). С середины I тыс. до н.э. происходит этническая переориентация дьяковской культуры, в которой начинают превалировать балтские элементы индоевропейского облика (Седов В.В., 1967).

Таким образом, предки финно-угорских народов Европейской России на различных этапах своего развития вступали в активное взаимодействие друг с другом, тем самым на ранних этапах способствуя оформлению близких этнических черт. Финно-угры перенимали от своих соседей передовые приемы ведения хозяйства и технологию производства, а также некоторые элементы бытового уклада, искусства, украшений одежды. Без учета древних культурных связей невозможно в полной мере понять особенности материальной и духовной культуры финно-угров. Помимо наличия смешанных черт населения с текстильной керамикой и ананьинских племен в материальной и духовной культуре ярко предстают широкие этнокультурные связи с иноязычными народами.

Ярким показателем сложных этнических процессов и взаимодействия различных культурных традиций является древнее искусство финно-угорских народов Поволжья. Предметы искусства ананьинского времени свидетельствуют о культурных связях древних финно-угров с ираноязычными скифами Северного Причерноморья и скифоидными племенами Средней Азии и Горного Алтая, предками народов Центрального Предкавказья, с балтоязычным населением Прибалтики (Patrushev V., 2004. Р. 75—87). Финно-угры перенимали от своих соседей некоторые элементы бытового уклада, искусства, украшений одежды, а также передовые приемы ведения хозяйства и технологию производства.

Искусство древнего финно-угорского населения наиболее ярко представлено изделиями из цветных металлов (Патрушев B.C., 1994). Особый интерес представляют зооморфные изображения. Одним из характерных традиционных элементов искусства финно-угров являются изображения лошадей. Они появляются еще в эпоху бронзы, довольно широко известны в начале эпохи железа на памятниках ахмыловского облика в Среднем Поволжье и в ананьинском Прикамье, а в эпоху средневековья становятся наиболее популярными в искусстве всех финно-угорских народов Европейской России. На Старшем Ахмыловском и Акозинском могильниках Марийского Поволжья найдены бронзовые кочедыки с рукоятями в виде реалистично переданных головок лошадей и симметрично расположенные друг против друга схематичные изображения головок коней. Первые из них не находят прямых аналогий на синхронных памятниках других народов, а направленные друг против друга фигурки характерны для татарского искусства в Сибири. Изображение лошади представлено на бронзовой привеске из Ананьинского могильника.

Гравированные изображения крупа и задних конечностей лошади находилось на медной пластине женского налобного венчика из Ахмыловского могильника. Как передача облика животного, так и технологические приемы их изготовления аналогичны частям кобанских северо-кавказских поясов. В это же время появляются стилизованные головки лошадей, обращенные в разные стороны, на рукоятях гребней. Подобная стилизация образов животных характерна для скифского искусства Северного Причерноморья.

Образу коня у финно-угров вплоть до последнего времени отводится особая роль. Конь широко используется в аграрной магии, в молениях и жертвоприношениях финно-угров. В марийской мифологии образ коня связан с культом солнца. Подобные представления имеются в карело-финском эпосе «Калевала» и у ираноязычных народов.

В семантическом отношении к изображениям лошадей близка головка лося на бронзовом навершии из Старшего Ахмыловского могильника. Близкая аналогия данному изображению известна из скифского кургана Келермес в Прикубанье.

На финно-угорских памятниках Поволжья обнаружены также уникальные образы хищников. Это бронзовая пластина с резным изображением приготовившегося к прыжку хищника (пантеры), ажурная бляха, передающая свернувшуюся в кольцо пантеру из Старшего Ахмыловского могильника и стилизованное изображение хищника на бляхе из Сарапульского района Кировской области. Общий стиль изображений близок к скифо-татарским и сакским изделиям ираноязычных племен. Медные накладки налобного венчика с чеканно-резными изображениями крылатых львов из Старшего Ахмыловского могильника выполнены в урарто-хурритском стиле и являются самыми северными находками предметов искусства Древнего Востока.

Среди изделий художественного металла сравнительно редки фигурки и изображения бобра, медведя. Они известны из Старшего Ахмыловского могильника.

К ананьинскому времени относятся также интересные изображения змей из Марийского Поволжья. Изображения змей известны также из скифских, балтских, скандинавских памятников, а позднее встречены в финно-угорском искусстве эпохи средневековья.

Значительную группу зооморфных изображений составляют фигурки или резные изображения птиц. У финно-угров наиболее популярны были водоплавающие птицы. Фигурки уточек обнаружены на Старшем Ахмыловском могильнике. В финно-угорской мифологии утка является творцом природы. Отсюда же происходит другая группа изображений, не связанная с финно-угорской традицией. Это резное изображение летящей птицы, изображение сокола на бронзовой бляхе, головка хищной птицы на наконечнике лука и сжатых когтей хищной птицы на наконечнике ножен кинжала. Стилизованное изображение головки хищной птицы, подобные находкам на боевых клевцах Ананьинского могильника, встречено на секире из Сарапульского района Кировской области наряду с головкой хищника.

Довольно большую группу составляют антропоморфные изображения. Это уникальные мужские бронзовые фигурки Старшего Ахмыловского могильника. Изображения человеческого лица на бляхах представляют, вероятно, антропоморфный образ солнечного божества.

Большую группу находок из памятников Поволжья начала эпохи железа составляют простые в виде кругов и более сложные изображения солнца. Они находят аналогии среди широкого круга предметов искусства древних индоевропейских племен и древневосточных народов, но наиболее близки им изделия из памятников Северного Кавказа, скифского Причерноморья, савроматов Нижнего Поволжья, сакских племен Средней Азии.

Таким образом, многие зооморфные, антропоморфные и солярные изображения финно-угров Поволжья своими истоками уходят в более древние пласты финно-угорского искусства. Вместе с тем налицо тесная связь со скифским «звериным» стилем или же с предметами искусства скифоидных культур на широкой территории от Горного Алтая до Дуная и образами ряда древневосточных племен. Произведения искусства наиболее ярко отражают культурные связи разных этнических групп древнего населения и определяют основные направления этнических процессов финно-угров. Художественный металл населения лесного Поволжья начала эпохи железа по праву входит в сокровищницу выдающихся памятников древнего искусства народов России.

• < Назад
• Вперёд >